Неточные совпадения
Он знал очень хорошо, что в глазах этих лиц роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может быть смешна; но роль человека, приставшего к замужней женщине и во что бы то ни стало положившего свою
жизнь на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье, что роль эта имеет что-то
красивое, величественное и никогда не может быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и посмотрел на кузину.
Когда Анна вышла в шляпе и накидке и, быстрым движением
красивой руки играя зонтиком, остановилась подле него, Вронский с чувством облегчения оторвался от пристально устремленных на него жалующихся глаз Голенищева и с новою любовию взглянул на свою прелестную, полную
жизни и радости подругу.
— Но все же таки… но как же таки… как же запропастить себя в деревне? Какое же общество может быть между мужичьем? Здесь все-таки на улице попадется навстречу генерал или князь. Захочешь — и сам пройдешь мимо каких-нибудь публичных
красивых зданий, на Неву пойдешь взглянуть, а ведь там, что ни попадется, все это или мужик, или баба. За что ж себя осудить на невежество на всю
жизнь свою?
Сам же он во всю
жизнь свою не ходил по другой улице, кроме той, которая вела к месту его службы, где не было никаких публичных
красивых зданий; не замечал никого из встречных, был ли он генерал или князь; в глаза не знал прихотей, какие дразнят в столицах людей, падких на невоздержанье, и даже отроду не был в театре.
Но она не обратила внимания на эти слова. Опьяняемая непрерывностью движения, обилием и разнообразием людей, криками, треском колес по булыжнику мостовой, грохотом железа, скрипом дерева, она сама говорила фразы, не совсем обыкновенные в ее устах. Нашла, что город только
красивая обложка книги, содержание которой — ярмарка, и что
жизнь становится величественной, когда видишь, как работают тысячи людей.
И, чтоб довоспитать русских людей для
жизни, Омон создал в Москве некое подобие огромной, огненной печи и в ней допекал, дожаривал сыроватых россиян, показывая им самых
красивых и самых бесстыдных женщин.
В
жизнь Самгина бесшумно вошел Миша. Он оказался исполнительным лакеем, бумаги переписывал не быстро, но четко, без ошибок, был молчалив и смотрел в лицо Самгина
красивыми глазами девушки покорно, даже как будто с обожанием. Чистенький, гладко причесанный, он сидел за маленьким столом в углу приемной, у окна во двор, и, приподняв правое плечо, засевал бумагу аккуратными, круглыми буквами. Попросил разрешения читать книги и, получив его, тихо сказал...
— Да, — забывая о человеке Достоевского, о наиболее свободном человеке, которого осмелилась изобразить литература, — сказал литератор, покачивая
красивой головой. — Но следует идти дальше Достоевского — к последней свободе, к той, которую дает только ощущение трагизма
жизни… Что значит одиночество в Москве сравнительно с одиночеством во вселенной? В пустоте, где только вещество и нет бога?
Он не успел еще окунуться в омут опасной, при праздности и деньгах,
жизни, как на двадцать пятом году его женили на девушке
красивой, старого рода, но холодной, с деспотическим характером, сразу угадавшей слабость мужа и прибравшей его к рукам.
Вы черпнете познания добра и зла, упьетесь счастьем и потом задумаетесь на всю
жизнь, — не этой
красивой, сонной задумчивостью.
Еду я все еще по пустыне и долго буду ехать: дни, недели, почти месяцы. Это не поездка, не путешествие, это особая
жизнь: так длинен этот путь, так однообразно тянутся дни за днями, мелькают станции за станциями, стелются бесконечные снежные поля, идут по сторонам Лены высокие горы с
красивым лиственничным лесом.
Эта тонкая лесть и вся изящно-роскошная обстановка
жизни в доме генерала сделали то, что Нехлюдов весь отдался удовольствию
красивой обстановки, вкусной пищи и легкости и приятности отношений с благовоспитанными людьми своего привычного круга, как будто всё то, среди чего он жил в последнее время, был сон, от которого он проснулся к настоящей действительности.
— «Вот и живи хорошей, нравственной
жизнью, — думал он, глядя на сияющего, здорового, веселого и добродушного председателя, который, широко расставляя локти,
красивыми белыми руками расправлял густые и длинные седеющие бакенбарды по обеим сторонам шитого воротника, — «он всегда доволен и весел, а я мучаюсь».
Но
красивое молодое лицо уже поблекло от бессонных ночей и превратностей
жизни афериста.
Пили чай со сладким пирогом. Потом Вера Иосифовна читала вслух роман, читала о том, чего никогда не бывает в
жизни, а Старцев слушал, глядел на ее седую,
красивую голову и ждал, когда она кончит.
В мягких, глубоких креслах было покойно, огни мигали так ласково в сумерках гостиной; и теперь, в летний вечер, когда долетали с улицы голоса, смех и потягивало со двора сиренью, трудно было понять, как это крепчал мороз и как заходившее солнце освещало своими холодными лучами снежную равнину и путника, одиноко шедшего по дороге; Вера Иосифовна читала о том, как молодая,
красивая графиня устраивала у себя в деревне школы, больницы, библиотеки и как она полюбила странствующего художника, — читала о том, чего никогда не бывает в
жизни, и все-таки слушать было приятно, удобно, и в голову шли всё такие хорошие, покойные мысли, — не хотелось вставать.
Я бросился к реке. Староста был налицо и распоряжался без сапог и с засученными портками; двое мужиков с комяги забрасывали невод. Минут через пять они закричали: «Нашли, нашли!» — и вытащили на берег мертвое тело Матвея. Цветущий юноша этот,
красивый, краснощекий, лежал с открытыми глазами, без выражения
жизни, и уж нижняя часть лица начала вздуваться. Староста положил тело на берегу, строго наказал мужикам не дотрогиваться, набросил на него армяк, поставил караульного и послал за земской полицией…
Я вежливо приподнял фуражку. Мне нравилась эта церемония представления, кажется, тоже первая в моей
жизни. Я на время остановился у забора, и мы обменялись с Дембицкой несколькими шутками. Младшая Линдгорст простодушно смеялась. Старшая держалась в стороне и опять как-то гордо. Когда она повернула голову, что-то в ее
красивом профиле показалось мне знакомо. Прямой нос, слегка выдавшаяся нижняя губа… Точно у Басиной Иты? Нет, та была гораздо смуглее, но
красивее и приятнее…
А затем кое — где из
красивого тумана, в котором гениальною кистью украинского поэта были разбросаны полные
жизни и движения картины бесчеловечной борьбы, стало проглядывать кое-что, затронувшее уже и меня лично.
Выходило все-таки «не то»… И странно: порой, когда я не делал намеренных усилий, в уме пробегали стихи и рифмы, мелькали какие-то периоды, плавные и
красивые… Но они пробегала непроизвольно и не захватывали ничего из
жизни… Форма как будто рождалась особо от содержания и упархивала, когда я старался охватить ею что-нибудь определенное.
В
жизни на одной стороне стояла возвышенно печальная драма в семье Рыхлинских и казнь Стройновского, на другой —
красивая фигура безжалостного, затянутого в мундир жандарма…
Романтизм, которым питалось настроение восставшей тогда панской молодежи, — плохая военная школа. Они вдохновлялись умершим прошлым, тенями
жизни, а не самой
жизнью… Грубое, прозаическое наступление толпы мужиков и казаков ничем не напоминало
красивых батальных картин… И бедняга Стройновский поплатился за свое доверие к историческому романтизму…
В те дни мысли и чувства о боге были главной пищей моей души, самым
красивым в
жизни, — все же иные впечатления только обижали меня своей жестокостью и грязью, возбуждая отвращение и грусть. Бог был самым лучшим и светлым из всего, что окружало меня, — бог бабушки, такой милый друг всему живому. И, конечно, меня не мог не тревожить вопрос: как же это дед не видит доброго бога?
Встречая кречеток только в продолжение двух месяцев, с начала мая до начала июля, в исключительную эпоху их
жизни, я, к сожалению, ничего не могу сказать более о нравах этой довольно крепкой, складной и
красивой птицы.
Выйдя на намывную полосу прибоя, я повернул к биваку. Слева от меня было море, окрашенное в нежнофиолетовые тона, а справа — темный лес. Остроконечные вершины елей зубчатым гребнем резко вырисовывались на фоне зари, затканной в золото и пурпур. Волны с рокотом набегали на берег, разбрасывая пену по камням. Картина была удивительно
красивая. Несмотря на то, что я весь вымок и чрезвычайно устал, я все же сел на плавник и стал любоваться природой. Хотелось виденное запечатлеть в своем мозгу на всю
жизнь.
Молодой умерла Марфа Тимофеевна и в гробу лежала такая
красивая да белая, точно восковая. Вместе с ней белый свет закрылся для Родиона Потапыча, и на всю
жизнь его брови сурово сдвинулись. Взял он вторую жену, но счастья не воротил, по пословице: покойник у ворот не стоит, а свое возьмет. Поминкой по любимой жене Марфе Тимофеевне остался беспутный Яша…
— И это вам скажет всякий умный человек, понимающий
жизнь, как ее следует понимать, — проговорила Бертольди. — От того, что матери станут лизать своих детей, дети не будут ни умнее, ни
красивее.
Высокого роста, почти атлетического сложения, с широким, как у Бетховена, лбом, опутанным небрежно-художественно черными с проседью волосами, с большим мясистым ртом страстного оратора, с ясными, выразительными, умными, насмешливыми глазами, он имел такую наружность, которая среди тысяч бросается в глаза — наружность покорителя душ и победителя сердец, глубоко-честолюбивого, еще не пресыщенного
жизнью, еще пламенного в любви и никогда не отступающего перед
красивым безрассудством…
Образ
жизни, нравы и обычаи почти одинаковы во всех тридцати с лишком заведениях, разница только в плате, взимаемой за кратковременную любовь, а следовательно, и в некоторых внешних мелочах: в подборе более или менее
красивых женщин, в сравнительной нарядности костюмов, в пышности помещения и роскоши обстановки.
Ей сделалось жутко от двойного чувства: она презирала этого несчастного человека, отравившего ей
жизнь, и вместе с тем в ней смутно проснулось какое-то теплое чувство к нему, вернее сказать, не к нему лично, а к тем воспоминаниям, какие были связаны с этой кудрявой и все еще
красивой головой.
— Да, теперь совсем взрослая девушка… и очень
красивая. Виталий Кузьмич вообще ведет странный образ
жизни и едва ли удержится на каком-нибудь другом месте.
Такая молодежь в ее глазах являлась всегдашним идеалом, последним словом той
жизни, для которой стоило существовать на свете порядочной женщине, в особенности женщине
красивой и умной.
Она сильно ударила по клавишам, и раздался громкий крик, точно кто-то услышал ужасную для себя весть, — она ударила его в сердце и вырвала этот потрясающий звук. Испуганно затрепетали молодые голоса и бросились куда-то торопливо, растерянно; снова закричал громкий, гневный голос, все заглушая. Должно быть — случилось несчастье, но вызвало к
жизни не жалобы, а гнев. Потом явился кто-то ласковый и сильный и запел простую
красивую песнь, уговаривая, призывая за собой.
И Ромашов со смутной завистью и недоброжелательством почувствовал, что эти высокомерные люди живут какой-то особой,
красивой, недосягаемой для него, высшей
жизнью.
Первое впечатление ваше непременно самое неприятное: странное смешение лагерной и городской
жизни,
красивого города и грязного бивуака не только не красиво, но кажется отвратительным беспорядком; вам даже покажется, что все перепуганы, суетятся, не знают, что делать.
Жизнь Александрова пройдет ярче,
красивее, богаче, разнообразнее и пестрее.
Здоровенный,
красивый малый, украшенный орденами, полученными во время турецкой кампании, он со всеми перезнакомился, вел широкую
жизнь, кутил и скандалил, что в особый грех тогда не ставилось, и приобрел большую типографию в доме П.И. Шаблыкина, на углу Большой Дмитровки и Газетного переулка.
Франтоватый,
красивый, молодой приват-доцент сделался завсегдатаем губернаторского дома, и повторилась библейская история на новый лад: старый Пентефрий остался Пентефрием, жена его, полная
жизни,
красивая женщина, тоже не изменилась, но потомок Иосифа Прекрасного не пошел в своего библейского предка…
— Стой, молчи. Во-первых, есть разница в летах, большая очень; но ведь ты лучше всех знаешь, какой это вздор. Ты рассудительна, и в твоей
жизни не должно быть ошибок. Впрочем, он еще
красивый мужчина… Одним словом, Степан Трофимович, которого ты всегда уважала. Ну?
И так хочется дать хороший пинок всей земле и себе самому, чтобы всё — и сам я — завертелось радостным вихрем, праздничной пляской людей, влюбленных друг в друга, в эту
жизнь, начатую ради другой
жизни —
красивой, бодрой, честной…
Румяное, молодое,
красивое лицо Юсуфа и вся высокая, тонкая фигура его (он был выше отца) дышали отвагой молодости и радостью
жизни.
Впереди пятой роты шел, в черном сюртуке, в папахе и с шашкой через плечо, недавно перешедший из гвардии высокий
красивый офицер Бутлер, испытывая бодрое чувство радости
жизни и вместе с тем опасности смерти и желания деятельности и сознания причастности к огромному, управляемому одной волей целому.
— Какая ты смешная, Олеся. Неужели ты думаешь, что никогда в
жизни не полюбишь мужчину? Ты — такая молодая,
красивая, сильная. Если в тебе кровь загорится, то уж тут не до зароков будет.
Вспомнил он первое время своей светской
жизни и сестру одного из своих приятелей, с которою он проводил вечера за столом при лампе, освещавшей ее тонкие пальцы за работой и низ
красивого тонкого лица, и вспомнились ему эти разговоры, тянувшиеся как «жив-жив курилка», и общую неловкость, и стеснение, и постоянное чувство возмущения против этой натянутости.
Старуха задумалась о том, куда девались из
жизни сильные и
красивые люди, и, думая, осматривала темную степь, как бы ища в ней ответа.
И какое лицо —
красивое, свежее, полное
жизни.
Маленькие, краденые мысли…
Модные,
красивые словечки…
Ползают тихонько с краю
жизниТусклые, как тени, человечки.
Рюмин (горячо и нервно). Позвольте! Я этого не говорил! Я только против этих… обнажений… этих неумных, ненужных попыток сорвать с
жизни красивые одежды поэзии, которая скрывает ее грубые, часто уродливые формы… Нужно украшать
жизнь! Нужно приготовить для нее новые одежды, прежде чем сбросить старые…
Варвара Михайловна (нервнее). И страшно много лжи в наших разговорах! Чтобы скрыть друг от друга духовную нищету, мы одеваемся в
красивые фразы, в дешевые лохмотья книжной мудрости… Говорим о трагизме
жизни, не зная ее, любим ныть, жаловаться, стонать…
Войницкий. А как она хороша! Как хороша! Во всю свою
жизнь не видел женщины
красивее.